Валерий Щеколдин: «Фотография и припадки свободы»

Что сказать про свободу, кроме того, что ее нет? Свобода — иллюзия человеческого сознания. Свобода — категория поэзии, а не жизни. Жизнь — порождение случайной необходимости, этой необходимости почему-то стыдящейся. Человек- это звучит слишком гордо, чтобы он признал себя рабом обстоятельств или хотя бы рабом божьим. Свобода — это попытка бунта. Жажда свободы — признак незрелости. Зрелый человек хочет стать необходимым и уже не мечтает о свободе. Мечтать о свободе — все равно, что мечтать о смерти.

Даже в свободном падении (обычно плохо кончающемся) человек несвободен, а подчинен неясным силам всеобщего тяготения. Даже живя на необитаемом острове, человек несвободен. Он зависит от инстинктов: от чувства голода и холода, от страха, ему не дает о себе забыть инстинкт размножения… Тем более, живя среди людей, испытывая притяжение и отталкивание, любовь и вражду, человек может помыслить о свободе лишь как о смерти. Свобода самоубийственна. Самоубийство — цена свободы.

Свобода — это слово-обманка из арсенала политиков, такое же, как «равенство», «братство» и «справедливость». Эти слова заставляют общество бежать вперед, сломя голову, как заставляет бежать вперед запряженного ослика подвешенная перед его носом недосягаемая морковка. Это называют «историческим прогрессом». Очень старая история. Она будет продолжаться, пока ослик вдруг не поумнеет. Что будет? Конец истории? Или начало другой? — трудно сказать… Да никто об этом и не спрашивает.

Нужна ли человеку свобода? И да, и нет. С одной стороны, он всю жизнь борется за нее. Жизнь и есть процесс борьбы за свободу каждого отдельного организма. Весь технологический прогресс затеян человечеством, чтобы выкроить для себя свободное время. С другой стороны, человечество само закабаляет себя. Чем по сути является культура, как не ограничением прав и свобод ради жалкого мирного существования?

Вот дикий зверь за свободу бился отчаянно, но и его сумели «одомашнить» и «окультурить». Домашние животные уже не рвутся на свободу. Бывают конечно, исключения, но редко. Человек — тоже домашнее животное, только более разумное, разум еще сильнее его закрепощает. Только безумных можно было бы считать свободными, если бы на них умные не напяливали смирительных рубашек. Жизнь — это инстинктивная борьба за свободу. Фотография, копируя жизнь, тоже бессмысленно борется за свободу, которая ей совсем не нужна.

Фотографии, кроме света, нужен только объект — желательно неподвижный. Фотографу, правда, хочется своевременно публиковаться и получать за это соответствующий гонорар, иметь какой-то успех — но это шкурные и временные интересы фотографа. У фотографии же своя, вечная жизнь. Ее не волнуют деньги, политика, чье-то тщеславие… она существует всего лишь как голая изобразительность. Так что свобода фотографии ни к чему, рабство ей, не в пример, выгоднее. Самые впечатляющие картины фотография рисует как раз в условиях рабства, угнетения, голода или войны. Социальная фотография и возникла-то как эмоциональная реакция на невыносимые условия человеческого существования. В раю фотография сразу бы опошлилась. Настоящая документальная социальная фотография расцвела бы в аду.

Военный репортаж впечатляет не только мастерством фотографов, но и ужасом человеческого существования и на фронте, и в тылу, а также масштабом страданий и неисчислимым количеством жертв. Полуподпольные юные натуралисты советской эпохи интересны не своим мастерством, а своей честностью, переходящей в наивную социальную критику. К сожалению, многие тогда не видели за отдельными деревьями — дремучими «дубами» — непроходимого леса обезличенной и расчеловеченной социальной системы. Многие тогда думали, что, вырубив эти дремучие и трухлявые дубы, а на их месте вырастив новые, можно сразу наладить прекрасную жизнь.

Но, как оказалось, эти «трухлявые дубы» служили атлантами, скрепами нашей системы, и, как только их свалили, так сразу же развалилась система и обрушилось небо. так что солнце свободы засияло над развалинами, похоронившими под собой множество трупов, что фотография и засвидетельствовала с готовностью и даже с нескрываемым удовольствием. Ну что с фотографии взять? ведь она же бесчувственная. Но, а с фотографов, что тогда взять? ведь многие ей бессовестно служат, забывая, что служить можно лишь человечеству, никак не меньше. Если кто-то вспомнить о Боге, то, я думаю, Богу такая служба совсем не нужна — Бог правду и без нашей помощи знает и видит.

Это наша судьба — блуждать в трех соснах в поисках выхода, в конце концов его обнаружить, прочитать на двери короткое слово «Смерть» и успеть хоть что-то понять. Социальная фотография беззаботно паразитируя на трудностях жизни, рубит сук, на котором сидит, желая их ликвидировать, бескорыстно лишая себя материала для будущих репортажей. Но жизнь сильнее фотографии и от нее почти не зависит. Фотография не меняет жизнь к лучшему, она просто оставляет ее нам на память.

Социальной фотографии все равно, в каком обществе жить и функционировать: она недовольна любым строем — и тоталитарным и демократическим — в одном обществе ей не хватает свободы, в другом — денег. В мире нет и не предусмотрено совершенство: за счет этого несовершенства он развивается и живет. Ибо жизнь в безбожном мире есть борьба всех со всеми и за все, что попало или плохо лежит. Порядок для жизни смертелен, абсурд — ее питательная среда. Русский человек, да и государство в целом, выживает не благодаря, а вопреки ходу вещей, тренируя свою незаурядную природную сопротивляемость. Я с ужасом жду, когда русская фотография, рабски копируя нашу жизнь, станет по-настоящему абсурдной, адекватной жизни и истинно авангардной, без всяких натужных артистических жестов.

Документальность — это не только свойство, но и проклятие фотографии. Сколько «фотохудожников» хотело ее превозмочь! Но без насилия над ее природой, то есть грубой ретуши, наглой дорисовки или варварского коллажа, фотография всегда остается документом, отражающим либо внешние свойства предметов, либо внутреннюю глупость «художника», пытающегося этот документ подделать. Следы подделки или видны сразу, или выявляются с течением времени. История фотографии — это череда подделок и фальсификаций. Неистребимое эстетическое чувство заставляет людей приукрашивать жизнь.

Этим грешат и чистолюбивые правители — им не терпится обрадовать своих подопечных сограждан. И всегда находятся услужливые фотографы, которые угадывают их желания. Эти фотографы работали и работают в духе «фантастического реализма» (теория Достоевский тут не при чем). Да, эта «фантастическая фотография» далека от реальности, но и она тоже ухитряется документально свидетельствовать о времени и о нравах, царящих в соответствующем обществе. Надо только приложить дополнительный труд, чтобы расшифровать изображение, которое сознательно искажено «художником», подобно тому, как искажает предметы и перспективу кривое зеркало в комнате смеха.

Бороться с документальностью фотографии не только бесполезно, но и вредно. Это все равно что заниматься самообманом. Это значит не доверять жизни, ее законам и окончательности ее приговора. Фотография — средство фиксации. Совершенно беспристрастное средство. Ей все равно — что фиксировать. Ей все равно — как фиксировать — страстным и неравнодушным может быть только фотограф. Он может заставить фотографию бесстрастно регистрировать его чувства. Он даже может посредством фотографии внушать людям свои мысли. На этом уровне — фотография, не теряя своей документальности, становится искусством. Для достижения этого не требуется никаких ухищрений: не надо специально работать ни над формой, ни над языком бессловесного изображения. Работать надо прежде всего над собой: надо формировать свой разум, надо воспитывать вкус, надо развивать чувства.Фотографирование — это самовоспитание, это работа по чувственному освоению и пониманию мира, предмета и человека.

В процессе непосредственного восприятия рождается и уточняется форма, вырабатывается собственный язык. Язык неизбежно будет соответствовать вашей душе. Он будет настолько же богат, чист и образен, прост и правдив, насколько богата, чиста и правдива ваша душа. Усложненный язык — настораживающий признак. Обычно он говорит о проблемах вашей души или неладах с совестью, что может быть чревато даже умственным помешательством.

Автор: Валерий Щеколдин
Фотографии: Олег Климов