Последний вопрос: «Ты русский или француз?»

Scoop of Liberty.SU: Что представляет из себя Иностранный легион сегодня? Почему это войсковое соединение, входящее в состав сухопутных войск Франции, насчитывает в своем составе столько русских солдат,в то время, как франко-российские отношения продолжают ухудшаться? И на что похожи их будни в рядах этого легендарного военного подразделения? Гийом Шовэн, молодой французский писатель, посетил элитный корпус, чтобы составить об этом свое мнение, «бесприcтрастно и без осуждения». 

Во время одного из репортажей о французской армии я оказался где-то в Альпах. Через снежную бурю доносится отдаленный танковый залп. Я замечаю незнакомый мне отряд солдат, на лыжах, в белой экипировке на «сталинградский манер». Это тоже солдаты французских горных войск : рюкзак на спине, фамас* на груди, командир отряда носит бороду, все говорят на странном французском, многие заканчивают свои фразы не очень галльскими «б…дь» и «пи…ец»…

После моего обучения в МГУ, я понимаю, что лексика речи ближе к Жириновскиму, чем к Пушкину. По мере удаления солдат, крики «давай» исчезают вслед за ними в тумане. Однако, все это происходит во Франции, в сердце французской армии. Так прошла моя первая встреча с Иностранным легионом.

Первая неожиданность по прибытии в Легион: лица наемников не размыты, как обычно в репортажах по телевидению… Затем, на смену приходит удивление перед разнообразием корней происхождения и рас: в принимающей меня части всего три «настоящих» француза на пять русских и десяток славян (поляки, украинцы, молдаване, эстонцы, словаки, белорусы…), которых дополняют несколько азиатов и южноамериканцев: непальцы, монголы, индусы, японцы, китайцы, колумбийцы, уругвайцы…

Конкретная иллюстрация исторических и современных геополитических кризисов: за немецкими легионерами 1945, следуют славяне в 90-х, балканцы в 2000, и азиаты в настоящем. Легионер вне времени, а Легион – сотни армий, объединенные в одну.

Другим сюрпризом стал теплый прием, оказанный мне. Неудивительно, ведь военная часть традиционно принимает иностранцев всевозможного происхождения. Иногда даже слышу в свой адрес искреннее «очень приятно». Из семи тысяч наемников, служащих в Легионе (семь кандидатов в день, т.е. тридцать тысяч в год, иными словами – один отобранный из десяти претендентов), большая часть, даже на сегодняшний день, родом из России или из бывших советских республик. Как и многие другие до них, они приезжают из Уфы, из Сергиева Посада, из Москвы, Иркутска и т.д. Накачанные мышцы, характерные татуировки и особый взгляд голубых глаз выделяют их среди остальных собравшихся сюда со всех концов света.

Любой здесь имеет в своем запасе бесконечное множество забавных историй о русских, которые более или менее можно рассказывать вслух, но в целом, у них достаточно хорошая репутация, несмотря на их «непредсказуемый» характер и их стремление остаться в замкнутом кругу своих, несколько недоверчиво относясь к наемникам неславянского происхождения. Несмотря на то, что здесь разрешается говорить только на французском, я часто слышу другие языки, а особенно мат. Чистя оружие или в дороге, солдаты слушают Земфиру, Тимати или Стаса Барецкого, а жены рассказывают по громкой связи новости о детях, на русском, разумеется. Несмотря на то, что новобранцы неуверенно говорят на французском, я поражен их способностью свободно общаться со мной всего через несколько месяцев обучения по легионерской методике.

Паша, второй год на службе, рассказывает: «прежде чем податься в наемники, я видел рекламу в интернете о проводящемся наборе, и мне писали об этом во «Вконтакте». По личным причинам я сказал своей семье, что поехал в отпуск в Чехию. Просто предлог, чтобы добраться до Франции на поезде, на грузовике и просто пешком. Мои родители ничего обо мне не знали на протяжении нескольких недель, но теперь они в курсе и рады за меня.

Когда я возвращаюсь к себе в Сибирь, редко кто упрекает меня в моем выборе карьеры, даже наоборот. Никто не обвиняет меня в предательстве, а если кто-то так и думает, то в лицо мне этого никто не говорит. По многим пунктам, служить в Легионе более престижно, чем у нас в армии (даже если иногда кажется, что мы и так тут как дома, из-за такого количества русских).

Самое сложное здесь – это начало: все равно, гопник ты или шишка из Газпрома, здесь ты никто, просто негражданин, готовый начать все с нуля, все потерять, чтобы затем всего добиться вновь. Тебя лишают твоих привычек, твоих реакций, отбирают личность. Это большой психологический шок. К счастью, благодаря русскому духу товарищества, постепенно ты находишь свое место в этой ходячей странности. “Нет, ни о чем, я не жалею ни о чем**… ”

Саша вспоминает первые проведенные здесь часы, когда он был лишь одним из множества кандидатов, алмазом, ожидающим огранки: «вначале я ни слова не говорил по-французски. А фраза «шершэ ля фам» была бесполезной! В моей тетради все уроки были записаны кирилицей, в фонетической транскрипции. Я ничего не понимал и списывал у других, стараясь сделать лучше. Тогда я думал, что французские инструкторы слабые, но я ошибался. С первых часов они могут узнать все о твоем прошлом по базе Интрепола и сказать тебе, где учатся дети твоего брата. Они быстро определяют твои слабые места и знают, как их использовать, не унижая тебя при этом. Ты ничего не сможешь утаить от них, ни твое прошлое, ни характер. Ты проходишь через серию психологических тестов, тебя бреют наголо и постоянно испытывают твою мотивацию. Есть возможность сменить имя. Если ты годен, то тебе выдают снаряжение и обучают. Отбор суровый, так как слишком много желающих.

Начиная с этого момента и на протяжении последующих четырех месяцев любые передвижения осуществляются бегом; на душ и на обед меньше минуты. Твоя индивидуальность растворяется в командном духе, а тебе, тем временем, повторяют, что «думать – это само по себе нарушение порядка!». Сладости, телефон и развлечения запрещены, и ты не можешь даже сбежать, так как в начале службы ты отдал свои документы. В течение первых пяти лет у тебя нет ни права иметь счет в банке, ни права купить машину или снять квартиру, и ты обязан обосновывать любое свое передвижение. Все, что у тебя остается своего – это твое тело и данное тобой слово. Это накладывает свой отпечаток, не всё здесь радужно, но все здесь добровольно, и все уже как братья.

Сегодня на биваке Паша празднует свой день рождения. Весь отряд собрался в палатке цвета хаки на импровизированный праздник. Японцы, непальцы и бразильцы просят всех русских спеть. Начинают с «Катюши», затем пауза, вызванная накатившими эмоциями, сменяется звоном стаканов. Под конец вечера командир отряда делает подарок в виде запуска осветительной ракеты: Паша стреляет в ночь, он старше на год. Как это ни парадоксально, но здесь иностранец не теряет свою культурную самобытность: она сосуществует с французской; национальная культура находится в постоянном обмене с другими. Соперничество между народами исчезает; правила, ценности и традиции одни для всех, надежды каждого сливаются в одну общую: словно республиканская утопия проходит проверку реальностью.

Для подавляющего большинства солдат мотивацией является необходимость в стабильности, в деньгах, тяга к приключениям, любопытство либо бегство от личных трагедий. Этот польский капрал, например, нанялся в Легион после того, как его лучший друг, легионер, был убит в приступе гнева другим солдатом. А этот молодой венгенский инженер-романтик решил пойти на службу, чтобы отблагодарить Францию за теплый «гражданский» прием: пять лет жизни, отданных Легиону – таков его скромный подарок.

Несмотря на то, что я получил указание не расспрашивать солдат о причинах их отъезда из России, некоторые сами заводят об этом разговор. Одно объединяет их рассказы: желание вновь обрести ценности, утраченные дома. Например, Вадим из Уфы. Во время прохождения военной службы дома он зарабатывал тысячу рублей в месяц, при этом отдавал половину зарплаты начальству. Более того, он потерял 15 килограммов веса из-за плохого питания. Несмотря на это, он сохранил желание стать военным и нанялся в Легион. Тем не менее, он отлично знает, что, если он вернется, у него могут возникнуть проблемы: его виза давно просрочена.

Бурят Юра приехал сюда без обратного билета, очарованный возможностью более героичекой судьбы здесь, нежели в своем пригороде. Сейчас он ждет предстоящего увольнения, чтобы встретиться со своей девушкой в Австрии. Олег приехал из дереви неподалеку от Екатеринбурга; он молчалив, вскользь упоминает о своей службе в Афганистане в рядах советской армии, до того, пока туда не пришли французы. И эта забавная история, произошедшая во время его последней миссии в Каписе, когда он ответил на атаку афганцев, приклеив свой зеленый берет к окну машины, берет, в который была вшита его старая спецназовская эмблема. Сколько лиц, столько и причин быть здесь, столько же и еще больше тяжелых или радостных воспоминаний, которыми сложно поделиться со штатским, каким являюсь я.

Афганистан, Косово, Кот-д’Ивуар, Мали, Гольф, Гайана и далее по списку. Легионеры всегда на передовой в горячих точках, их призвание с 1831 года «останавливать войны», освобождая от этой участи французов. В социальном плане, редкие контакты легионеров с французским населением ограничиваются чрезвычайно бурными увольнениями или миссиями по поддержанию общественного порядка в публичных местах.

Устрашающее превосходство легионеров настолько реально, что наводит страх даже на солдат регулярной французской армии! Таким образом, отношения с гражданскими сведены до минимума, что позволяет еще больше сплотить легионеров. Тем лучше, считает Дима, так как у французов совсем другое отношение к военным: по его мнению, они уважают свою армию только один раз в год , 14 июля***, во время парада на Елисейских полях, да и то, если погода хорошая!Что же касается раненных, инвалидов, ветеранов, их зачастую просто забывают.

В политическом плане, легионер, как и солдат регулярной армии, не имеет права слова. Он отдает честь французскому триколору, но поёт скорее не Марсельезу, а Будан, официальный марш Иностранного легиона. Тем не менее, в случае войны между Францией и родной страной легионера, он имеет право выбрать, на чей стороне воевать. Это сложный выбор, так как ему придется сражаться либо против братьев по крови, либо против братьев по оружию. Ни один русский легионер не смог сказать мне, какое бы решение он принял в такой ситуации. Но на мой вопрос, «кому ты служишь в первую очередь, Франции, или Легиону?», все отвечали, что «Легиону, который в свою очередь служит Франции». Последний вопрос: «Ты русский или француз?»

– «Я – легионер!»

Мой последний вечер в Легионе, идет подготовка к ночному боевому учению. Складывая сумку на сутки, многие солдаты берут с собой двойной паек. Азиаты ничего не берут, только воду. Русские берут по тройному пайку и начинают сразу его есть. Поднявшись в горы, устроившись между двумя уже храпящими солдатами, слышу чей-то голос, который говорит мне, что я никогда не смогу рассказать все о Легионе. Для этого нужно стать легионером, умереть, затем снова поступить на службу, опять умереть, еще и еще, и только потом, когда закончатся все войны, рассказать. В конечном счете, «мать – Легион», как Родина, не требует от своих мужей ничего кроме того, что они отдают ей добровольно: свободное самоопределение. Страдания, которые они переживают здесь, уже изначально заложены в них. Обнадеживает одно: кажется, русские знают толк в страданиях.

Гийом Шовен (текст и фото)
Aнастасия Винтзер (перевод с французского)

* Фамас – французская штурмовая винтовка
** Слова из песни Эдит Пиаф «Non, je ne regrette rien»
***14 июля – Национальный праздник и военный парад

Вы можете рассказать о материале в социальных сетях: